В конце мая 1888 года добрались до Плёса Исаак Левитан, Алексей Степанов и Софья Кувшинникова… Кто-то посоветовал приезжим гостям обратиться к купцу Андрею Ивановичу Солодовникову. Вдоль по набережной отправились в Заречье. По деревянному мосту перешли на другой берег впадающей в Волгу речки Шохонки и остановились у двухэтажного дома с мезонином. Прямо над ним на вершине холма стояла та самая деревянная церковка, как нарисованная, чётко выделяясь на фоне вечереющего неба. На доме красовалась вывеска «Бакалейные товары».
Внизу хозяин держал магазинчик, где торговал всем, что называется «от карамели до керосина». Семья жила на втором этаже, в комнатах с большими окнами и высокими потолками. Художникам предложили занять мезонин – две комнаты под самой крышей. В большой, с видом на Волгу, поселились Левитан и Степанов, комнату поменьше, окном во двор, заняла Софья Петровна. С 1972 г. здесь располагается Мемориальный Дом-музей И. И. Левитана.
Майский вечер был свеж и чист. Солнце всё садилось, уходил последний свет, Левитан заторопился с этюдником на вершину холма… «Вокруг раскидывались кресты, памятники, среди могил бродили козы, играли и кричали ребятишки… Серая лесенка с решетчатыми перилами, плюшевая от мха, шатко гнулась, скрипела; звонница, где дремал давно отзвучавший колокол, была полна глухо-певучего голубиного воркованья».37
«Всё было залито золотисто-оранжевым светом заходящего солнца, но Левитану хотелось увидеть, как перед закатом вспыхнет последний солнечный луч. Он заранее подготовил рисунок, сделал подмалёвок, чтобы не упустить короткий миг, которым солнце радует человека перед тьмой. Но то, что сделал багровый луч с силуэтом церкви, превзошло ожидания художника. Казалось, занялось зарево, и пламя металось в стёклах маленьких окон, обняло стены и остроконечную крышу, вспыхнуло на верхушке креста… Левитан писал словно в лихорадке, позабыв обо всём, кроме этого пожара красок и своей палитры. Писал быстро, судорожно, со всем напряжением сил… Багряные краски всё темнели и, наконец, погасли. Перед художником был только тёмный силуэт церкви, кругом разливались сумеречные туманы».38
Деревянная церковь давно уже стояла закрытой на огромный ржавый замок. Службы проводились в новой церкви святых Петра и Павла, каменной. Правду сказать, и новой было уже полвека (1838-1845). Оказалось, что строилась она при содействии старшего брата Андрея Ивановича Солодовникова, ныне покойного, который когда-то закупал для церкви железо, поставлял кирпич, нанимал рабочих. Андрей Иванович тоже вносил пожертвования на содержание храма и всячески его опекал.40 Он-то и обещал художникам попросить батюшку, жившего поблизости, открыть для них деревянную церковь.
«Когда нам удалось попасть в эту церковку, - рассказывала Софья Петровна, - меня вдруг охватило страстное желание услыхать в ней молитвенные возгласы и увидать перед её ветхими образами мерцание свечных огоньков». Стали уговаривать отца Иакова отслужить молебен. «Тот долго отнекивался, ссылался, что в церковке за ветхостью опасно служить и т. п., но затем добродушно уступил и велел дьячку всё приготовить к службе. Впечатление получилось, действительно, и сильное, и трогательное. Отец Яков и какой-то, тоже старенький, точно заплесневевший и обросший мохом дьячок удивительно гармонировали с ветхостью стен и тёмными, почерневшими ликами образов. Странно звучали удары старого, точно охрипшего маленького колокола, и глухо раздавались точно призрачные молитвенные возгласы. Где-то вверху на карнизах удивлённо ворковали голуби. Аромат ладана смешивался с запахом сырой затхлости, и огненные блики мистически мелькали на венчиках образов на иконостасе, а в довершение впечатления в углу появились вдруг три древние старухи, точно сошедшие с картины Нестерова. Их фигуры в чёрных платках и старинных тёмных сарафанах странно мелькали в голубоватых волнах ладана. Истово крестились они двуперстным знамением и клали низкие, глубокие поклоны. Потом я узнала, что эти женщины здесь же, в этой церкви, были когда-то венчаны, и очень её почитали. Левитан был тут же с нами, и вот, как только началась обедня, он вдруг, волнуясь, стал просить меня показать, как и куда ставят свечи и, действительно, стал ставить их ко всем образам, и всё время службы с взволнованным лицом стоял он подле нас и переживал охватившее его трепетное чувство… Слёзы умиления, хорошие, благодатные слёзы катились и по моим щекам… И верилось, и плакалось, и было так легко…»41
Служба давно закончилась, а уходить не хотелось. Отец Иаков хорошо понял состояние художников и разрешил им остаться в церкви, чтобы запечатлеть её внутренний вид. Это были незабываемые, благодатные часы вдохновенной работы в почти абсолютной тишине храма, сквозь крошечные окна которого проливался на иконы яркий солнечный свет. Левитану, кажется, удалось передать не только цвет и фактуру, но даже запах отогревшихся деревянных стен, тёмных, рыхлых, щелястых, напитанных смоляным благоуханием ладана.
Кувшинниковой этюд тоже удался. Недаром зимой этого же года Третьяков приобретёт у художницы её работу «Внутренность древней церкви» – первую, удостоенную такой высокой чести.42 (В каталоге Третьяковской галереи работа названа по-другому: «В Петропавловской церкви города Плёса на Волге»). Конечно, Софья Петровна была счастлива попасть в знаменитую галерею, хоть и не строила иллюзий на свой счёт: этюд был куплен не столько благодаря исключительным живописным достоинствам работы, но, скорее всего, из-за интереса к иконографии древнего памятника, к тому, что волновало тогда многие умы – теме национальной самобытности в искусстве, теме древности, традиций, истоков. Тем не менее, она могла гордиться успехом: попасть со своей картиной к Третьякову – всё равно что вписать своё имя золотыми буквами в историю искусства!
Что же касается этюда Левитана, тоже купленного Павлом Михайловичем Третьяковым, то у него была своя история с продолжением, своя, особая роль в творческой биографии пейзажиста. Пройдёт ещё несколько лет. Исаак Ильич и Софья Петровна будут писать этюды в другом месте, на озере Удомля под Вышним Волочком, в Тверской губернии. Во время одной из прогулок верхом глазам художников неожиданно откроется захватывающая дух панорама – огромные просторы воды и неба – готовая картинная композиция, мотив, сразу напомнивший Волгу, её крутые берега и далёкие горизонты. Там, на мысу, тоже стояла церковь, только другая, некрасивая, как показалось друзьям, и Левитан решил заменить её уютной церквушкой из Плёса. Сделав небольшой набросок, художник сейчас же принялся и за большую картину. Писал он её с большим увлечением, всегда настаивая, чтобы Софья Петровна играла ему Бетховена. Её не нужно было долго упрашивать. Левитан работал, а она вновь и вновь исполняла «Траурный марш» из Героической симфонии, всякий раз заново переживая пафос, героику произведения, и вместе с тем – отчаяние и ужас одинокого человека перед лицом грозной стихии, и необъяснимый восторг… Много говорили они потом о беспощадности времени, о том, как коротка и слаба человеческая жизнь в этом непостижимом, вечно живом мире без начала и конца… Немало сил потребовало создание этого полотна-размышления о жизни и смерти.
«В ней я весь, со всей своей психикой, со всем моим содержанием, - напишет Исаак Ильич П. М. Третьякову, - я так несказанно счастлив сознанием, что последняя моя работа…попадёт к Вам…»43 И ещё будут споры вокруг картины, и непонимание, и самая разная критика, чаще всего ругательная, иногда пошлая, бездарная, или молчание, полное равнодушия. То и другое станет причиной чудовищных страданий художника…
Ниже приведены ссылки, указанные в книге.
37. Н. П. Смирнов. Золотой Плёс. Повесть. Рассказы. М. Советский писатель, 1982., с. 20, 21, 26.
38. С. Пророкова. Левитан. Изд. ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия». 1960, с. 76-77.
41. Цит. по книге: Сергей Глаголь и Игорь Грабарь. Исаак Ильич Левитан. Жизнь и творчество.
М., Издательство Кнебель «Русские художники», выпуск 2, 1913, с. 51-52.
42. Цит. по книге С. Пророковой «Левитан», изд. ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1960, с. 79.
43. И. И. Левитан. Письма. Документы. Воспоминания. Письмо к П. М. Третьякову от 18 мая 1894
года, М., Искусство. 1956, с. 46.
